Предлагаемый к прочтению материал был задуман как попытка составить целостную картину негативных политических и экономических процессов в Евросоюзе за последние несколько лет. На сегодняшний день Европу спутывает клубок жёстких системных проблем, выхода из которых не предвидится без проведения радикальных мер, связанных, главным образом, с отказом от современного неолиберального порядка. Такой взгляд на вещи на политико-экономическом форуме считаю необходимым для выработки комплексного понимания роли России как субъекта в контексте мировой политики и экономики в настоящем и будущем времени.

Основой для материала послужили статьи колумниста ИноСМИ Дмитрия Доброва (если не указаны другие источники). Именно содержательная глубина, реалистичность и точность этих статей заставили меня взяться за их компоновку. Мной были взяты статьи за 2016 – 2018 гг., чтобы показать здесь ситуацию в более широком контексте. При этом большая часть положений сохраняет актуальность и сегодня, ибо описанные проблемные процессы носят долговременный системный характер. Сами эти процессы я решил разделить на четыре группы: внутриполитические, внешнеполитические, внутриэкономические и внешнеэкономические. Ввиду того, что все они являются взаимосвязанными и взаимопроникающими, разделение на группы имеет нестрогий характер – их правильнее представлять в виде пересекающихся множеств.

1. ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ

1.1. Несоблюдение странами Восточной Европы генеральной политики ЕС

После распада Советского Союза некоторые бывшие социалистические республики и страны Варшавского договора развернулись лицом к Западу. Евросоюз, представлявший сообщество более развитых и богатых стран Западной Европы, хотел распространить свои ценности на бывшие страны «реального социализма». В Брюсселе предполагали, что «перевоспитание» бывших советских союзников будет непростым делом, однако ожидали, что за трансформацией их общества быстро последует модернизация сознания в духе толерантности и политкорректности. Главным аргументом ЕС был высокий уровень благосостояния в обществе, основанном на либеральных ценностях. Однако «новые европейцы» постоянно нарушали этикет ЕС, что стало неожиданностью для евробюрократов. Так, Брюссель закрывал глаза на вспышку крайнего национализма и марши ветеранов СС в странах Балтии: ведь «национальное самосознание» прибалтов было направлено в первую очередь против этнических русских и косвенно — России. Но ещё в 2003 году страны Восточной Европы и Балтии поддержали американскую агрессию в Ираке, не согласовав свою позицию с основателями Евросоюза — Францией и Германией. Именно тогда французский президент Жак Ширак назвал поведение восточноевропейцев легкомысленным и безответственным, добавив знаменитую фразу, что они «упустили очень хорошую возможность промолчать».

Евроскептицизм в восточных странах ЕС

Среди бывших стран Варшавского договора антиевропейские настроения наиболее характерны для Венгрии, Польши, Чехии и Словакии — их используют политики-популисты этих стран для избрания и сохранения власти.

Венгрия. Отход от «европейских ценностей» начался в Венгрии в 2010 году, когда на выборах победила партия Fidesz Виктора Орбана. В стране были запрещены аборты и однополые браки, а в конституцию внесён пункт о ведущей роли христианства, наложен ряд ограничений на деятельность СМИ. Орбан открыто заявил, что венграм, возможно, придётся построить новую экономическую, социальную и культурную модель, отличную от современной европейской. Под руководством Виктора Орбана Венгрия, по мнению Брюсселя, стала слишком авторитарной, а политический дискурс её лидеров стал напоминать национал-популизм 30-х годов. Причём, что самое опасное, эту идеологию разделяют не только простые граждане, но также представители интеллигенции и политическая элита.

9 апреля 2018 г. партия Орбана одержала третью подряд победу на выборах, при этом явка была максимальной за последние 15 лет (70%). Победа Орбана связана с тем, что он построил свою избирательную кампанию на теме борьбы с нелегальной миграцией, являющейся, по его мнению, главным фактором нестабильности в Венгрии и Европе. Одновременно с этим в Венгрии растёт число сторонников «национального возрождения». Эта тенденция в корне противоречит ультралиберальной идеологии Брюсселя, который считает народы и государства Европы лишь материалом для строительства наднациональной европейской империи. Теперь, по мнению аналитиков, Еврокомиссии будет чрезвычайно сложно осуществлять штрафные меры в отношении правительства Орбана, поскольку широкая поддержка избирателей даёт ему большой запас прочности на ближайшие годы (в том числе, по причине неплохих показателей экономического роста страны).

Правительство Орбана намерено закрыть неправительственные организации, которые вмешиваются в политику; прежде всего те, которые финансирует Джордж Сорос. Первый удар, как ожидается, придётся по «кузнице либеральных кадров» — Центрально-Европейскому университету, который был основан Соросом ещё в начале 90-х годов. Весьма вероятно, что власти продолжат ограничивать деятельность СМИ, принадлежащих миллиардеру Лайошу Симиске, бывшему соратнику Орбана, перешедшему на сторону его политических противников. Евросоюз и ОБСЕ в этой связи уже подвергают критике «существенное снижение плюрализма» в венгерской прессе, из-за чего Венгрия может лишиться права голоса в ЕС.

Польша. Ещё более серьёзный прецедент был создан в конце 2015 года в Польше, где на волне миграционного кризиса победила национал-консервативная партия «Право и справедливость» Леха Качиньского, сформировавшая однопартийное правительство. Консерваторы приняли закон, ограничивающий работу СМИ и Конституционного суда; одновременно с этим стала значительно резче тональность высказываний по отношению к Германии и ЕС. Кроме того, Польша получает огромные суммы из структурных фондов ЕС, но отказывается даже закупать оружие у своих европейских партнёров, предпочитая им США. Так, 7 октября 2016 года президент Франции Франсуа Олланд отменил визит в Польшу после того, как польское правительство расторгло контракт на покупку французских вертолётов на сумму в три миллиарда долларов и выбрало американских конкурентов.

11 декабря 2017 года премьером Польши вместо простоватой Беаты Шидло стал импозантный министр экономики и финансов Матеуш Моравецкий. Его назначение произошло на фоне непростого положения Польши: Еврокомиссия завела против неё уже два дела — в связи с нарушением основных демократических свобод и отказом принимать беженцев по квотам ЕС. Всё это грозит большими штрафами, а в худшем случае и лишением голоса в основных органах Евросоюза. ЕС имеет и другие претензии к Польше: страна занимается демпингом рабочей силы, а также подрывает своими низкооплачиваемыми «дальнобойщиками» систему транспортных перевозок в Западной Европе.

Моравецкий заявил в своей программной речи перед Сеймом, что национальные интересы его страны всегда будут иметь приоритет над общеевропейскими. Премьер отметил «особый путь» Польши в Европейском союзе: «Если англосаксонский капитализм порождает неравенство, а франко-итальянская модель неконкурентоспособна, то польская социально-экономическая модель будет самой успешной в Европе. Она покажет, как можно совмещать социальную солидарность с динамичным ростом». В частности, Моравецкий намерен продолжить курс на спасение угольной промышленности, вопреки требованиям Брюсселя перейти на более экологичные энергоресурсы. Особый упор новый премьер сделал на борьбе с налоговыми уклонистами и мафиями, пообещав «вернуть деньги народу». По сути дела, Моравецкий не сказал в своей программной речи ничего нового, он лишь подтвердил верность курсу партии Ярослава Качиньского «Право и Справедливость» (ПиС), которая с 2015 года уже успела наделать шуму своими антинемецкими, антиукраинскими и антиевропейскими заявлениями. В планах Качиньского — полное переформатирование государства, изменение конституции, избирательного права, суда, а также подавление независимых СМИ. Польская либеральная оппозиция до сих пор ничего не могла противопоставить этой тенденции, так как партия Качиньского после двух лет у власти по-прежнему популярна у избирателей. Им импонируют щедрые социальные программы, введение месячного пособия на ребёнка в размере 120 евро, повышение минимальной заработной платы, понижение пенсионного возраста и уже упомянутая поддержка угольной промышленности. А угрозы со стороны Брюсселя только увеличивают популярность ПиС внутри страны.

Доверие населения к программе партии Качиньского не в последнюю очередь основано на экономических успехах Польши. Непрерывный рост экономики наблюдается в Польше 27 лет подряд — с начала либеральных реформ Лешека Бальцеровича в 1990 году. Средние темпы экономического роста составляют 3 — 4% в год, а ВВП увеличился за это время вдвое; это наилучший показатель среди бывших соцстран. Хотя после вхождения Польши в ЕС около двух миллионов поляков уехало на заработки в страны Западной Европы, в страну на замену прибыло такое же число гастарбайтеров из Украины и Белоруссии (причём украинцы сейчас являются реальным подспорьем польской экономики). Свидетельством уверенности в будущем стал подлинный демографический бум, что резко выделяет Польшу среди большинства стран Европы. Прирост рождаемости стал возможен благодаря мерам семейной поддержки и экономическому росту. При этом не стоит забывать, что успехи польской экономики в значительной мере основаны на щедрых субсидиях ЕС. Польша получает 18 миллиардов евро в год из фондов Евросоюза, и при этом отказывается проявлять солидарность буквально по всем вопросам общеевропейской политики, чем крайне недовольна Еврокомиссия. Моравецкому предстоит непростая задача — сохранить членство страны в Евросоюзе, которое многими в Польше и за её пределами уже ставится под сомнение.

Чехия. Высокий уровень недовольства ЕС Чехией фиксировался как до, так и после вступления Праги в Евросоюз, причём это недовольство с тех пор осталось примерно на том же уровне. В конце 2017 г. 36% чехов отрицательно оценили членство своей страны в ЕС — это самый высокий показатель среди членов объединения. Несмотря на то, что Чехия получает значительную финансовую помощь от ЕС, многие чехи винят Брюссель во всех своих экономических проблемах. На низовом уровне распространено недовольство неравенством в заработной плате между Чешской Республикой и соседними странами. Так, например, зарплата продавца в Германии может быть в пять раз выше, чем у его чешского коллеги.

Крайне негативно чехи, известные своими антимигрантскими и исламофобскими настроениями, восприняли введённые Брюсселем в 2015 году миграционные квоты. Отклонённые Прагой нормы приёма беженцев из Ближнего Востока и Северной Африки ещё больше ухудшили восприятие чешским населением членства в ЕС. Однако о выходе Чехии из ЕС речи не идёт. И президент Земан, и премьер-министр Бабиш хорошо знают, что от Czexit страна понесёт огромные экономические потери, и они почти наверняка не будут поддерживать референдум.

Словакия. Судя по малой представленности в новостном поле, Словакия не является активным политическим субъектом (новость о тамошней базе российских байкеров «Ночные волки» была наиболее заметной за последнее время, в связи с предполагаемым влиянием Путина). Однако Словакия стала высказывать резко антиевропейскую позицию после начала преступлений мигрантов с Ближнего Востока (см. ниже).

Усиление евроскептицизма в Восточной Европе после событий в новогоднюю ночь в Германии

В 2015 году началось нашествие в Европу беженцев из стран Ближнего Востока. Нападения на женщин в Кёльне в новогоднюю ночь 2015 — 2016 гг. (более 1000 зарегистрированных случаев), поначалу замалчивавшиеся полицией, подтвердили опасения восточноевропейских политиков, которые стали требовать от Германии и ЕС радикального поворота по отношению к проблеме беженцев. Так, премьер-министр Словакии Роберт Фицо заявил, что его страна не потерпит создания мусульманских гетто и насилия в отношении женщин. В свою очередь, венгерский премьер Виктор Орбан отметил, что события в Кёльне свидетельствуют о кризисе либерализма и цензуре в западноевропейских СМИ, которые замалчивали выходки мигрантов. На своей первой пресс-конференции польский премьер Беата Шидло распорядилась убрать из зала флаги Евросоюза, а затем упрекнула политиков из ЕС и Германии в том, что они явно недооценивают серьёзность миграционной проблематики. Заместитель польского премьера Пётр Глинский сказал, что в Польшу молодые мужчины-мусульмане допускаться не будут. А президент Чехии Милош Земан, известный своими неполиткорректными высказываниями, заявил, что нынешняя волна в Европе является «организованным вторжением» и предложил молодым сирийцам и иракцам защищать свои земли от ИГИЛ (запрещённой в России террористической организации – прим. авт.) с оружием в руках, вместо того чтобы просить социальной помощи за рубежом. Восточноевропейские СМИ высказывались ещё резче: так, в одной из ведущих венгерских газет Magyar Hírlap комментатор сравнил канцлера Германии с матерью, которая отдала своих детей «на растерзание гиенам». В разгар миграционного кризиса практически все страны Восточной Европы отказались принимать у себя мигрантов и отвергли систему миграционных квот, предлагаемую Брюсселем. Руководство ЕС увидело в этом, что страны Восточной Европы не разделяют ценностей Евросоюза, а лишь хотят в одностороннем порядке пользоваться финансовой помощью и свободой передвижения.

Другие причины евроскептицизма

Разногласия между странами Восточной и Западной Европы касаются не только беженцев. В Брюсселе и Берлине был подвергнут жёсткой критике пакет законов, принятых в Польше (а ранее — в Венгрии), направленных на ограничение свободы СМИ и судебной системы. По мнению Еврокомиссии, принятые законы нарушают фундаментальные демократические ценности ЕС. В этой связи еврокомиссар Гюнтер Эттингер потребовал «поставить под контроль» соблюдение Польшей демократических норм; речь шла даже о введении европейских санкций. Однако Виктор Орбан заявил в этой связи, что Венгрия наложит вето на любые санкции ЕС в отношении Польши. Наблюдатели отмечают, что в ходе миграционного кризиса Орбану удалось сколотить общий фронт восточноевропейских стран против Евросоюза. Вместе с другими государствами Восточной Европы Орбан планировал внести в основные договоры ЕС понятие «Европы наций», что торпедировало бы проект «объединённых штатов Европы». В этом восточноевропейцев активно поддерживал премьер Великобритании Дэвид Кэмерон, сформулировавший свой пакет требований к ЕС (перед инициированием Brexit).

Евроскептицизм – следствие неудавшейся либеральной трансформации стран бывшего социалистического лагеря

Успех антиевропейской риторики в странах Восточной Европы объясняется многими причинами. За последнюю четверть века все страны региона испытали глубокую трансформацию общественных отношений и экономики. «Восстановление капитализма» в бывших соцстранах было чрезвычайно болезненным, сопровождалось массовой безработицей, эмиграцией молодёжи и квалифицированных кадров на Запад, ломкой социальных систем. Всё негативное в этом процессе ассоциировалось ими с «бюрократическим монстром» в Брюсселе, который на протяжении последних 10 лет диктовал правила игры. Хотя большинству государств Восточной Европы удалось восстановить экономику и поднять уровень жизни, это далось дорогой ценой, после чего остался осадок. Неолиберальные ценности, связанные с посткоммунистической трансформацией, вызвали у широких масс населения стойкое неприятие. Этим пользуются различные политические силы — популисты, националисты, демагоги всех мастей; причём речь идёт не о маргиналах, а о ведущих политиках, настроенных против европейского политического истеблишмента, который ассоциируется с канцлером Германии Ангелой Меркель. Сознание восточноевропейцев, в отличие от жителей Западной Европы, оказалось более традиционным, менее обработанным постмодернистскими и постиндустриальными мифами. Социальная и медийная экспансия современного Запада оказалась неспособной вытравить из них за 20 с небольшим лет народно-консервативное начало, которое накапливалось столетиями, и которое пытается изжить нынешняя политическая элита Западной Европы, занявшая доминирующие позиции в результате «молодёжной революции» 60-х годов. На востоке Европы не видят необходимости в политкорректности и толерантности, общественность в шоке от пропаганды ЛГБТ, дехристианизации общественной жизни, роста этнических гетто в городах Западной Европы. Примечательно, что «Восточная Европа» имеется и в самой Германии. Это — восточные земли, бывшая ГДР. Здесь сохранился архаичный, корневой подход (Blut und Boden — «Кровь и почва») к основным проблемам общественной жизни; здесь сильнее всего протестуют против наплыва мигрантов и возникло знаменитое движение Pegida — «Патриотические европейцы против исламизации Запада». Самое любопытное заключается в том, что 40 лет социализма значительно меньше изменили традиционное сознание восточных немцев, чем усиленная американизация и модернизация Западной Германии.

Бунт Восточной Европы опасен ещё и тем, что он совпадает по времени с протестом Южной Европы, которая недовольна доминированием Германии, единой европейской валютой евро и действиями «евротройки» в составе Еврокомиссии, ЕЦБ и МВФ. Одновременно всё больше национального эгоизма проявляют Великобритания (2016 г.) и страны Северной Европы, что может привести к развалу как минимум Шенгенской зоны, а в конечном счёте и ЕС, но это будет означать крах великого европейского проекта, что приведёт к тектоническим сдвигам в мировой политике. Договорённость о Шенгенской зоне может рухнуть из-за проблем, возникающих в сфере контроля её границ. Как отмечает научный директор французской Высшей школы социальных наук, специалист по миграции Эрве Ле Бра, «риск разрушения Шенгенской зоны реален из-за роста потока мигрантов, потому что государства-члены недостаточно внимания уделили границам этой зоны, здесь до сих пор нет таможни по периметру и единой охранной системы, так как она обеспечивается на национальном уровне».

1.2. Миграционный кризис

Начало миграционного кризиса в Европе традиционно связывается с политикой Ангелы Меркель. Главной ошибкой её правления считается решение по беженцам, принятое в 2015 году. Когда тысячи ближневосточных беженцев скопились в Будапеште на вокзале Келети, Меркель «дала отмашку» и пустила их в Германию. В тот год в Германию их прибыло свыше миллиона человек; также миграционному нашествию подверглись другие страны ЕС. Меркель приняла это решение единолично, не посоветовавшись ни с немецкой общественностью, ни с партнёрами по Евросоюзу. Практически ни одна из стран ЕС не поддержала политику Меркель в вопросе мигрантов. Особенно острая реакция последовала в Восточной Европе. Миграционный кризис, который, как считают здесь, спровоцировала Ангела Меркель, сплотил против Германии четыре государства Вышеградской группы — Чехию, Словакию, Венгрию и Польшу. Практически это стало началом серьёзнейшего раскола в Евросоюзе.

События в Кёльне в новогоднюю ночь заставили европейских и прежде всего немецких политиков серьёзно задуматься над ужесточением миграционных законов, а также о путях максимального сокращения потоков беженцев в Европу. Тогда в ЕС развернулась активная дискуссия: как перекрыть «балканский», «средиземноморский» и другие маршруты? Ценой каких «европейских ценностей» можно остановить мигрантов? Ангела Меркель призвала «проявить терпение» и дождаться момента, когда сработает её план, который состоит из трёх пунктов:

1. Устранение причин миграционного кризиса, в первую очередь конфликтов на Ближнем Востоке.
2. Достижение договорённости с Турцией, чтобы та останавливала беженские потоки на границе с Европой.
3. Равномерное распределение беженцев в рамках Евросоюза.

Однако Евросоюз ввиду своей внешнеполитической слабости не имеет возможности воздействовать на конфликты на Ближнем Востоке, в Африке и республиках бывшего СССР, запрограммированные на ближайшие десятилетия. С Турцией договариваться ему было невозможно, поскольку за сдерживание беженской волны Анкара требовала всё больше денег и шантажировала Европу новыми угрозами. Что касается «справедливого» распределения беженцев по странам ЕС, то эта идея также несбыточна: члены Евросоюза проявляют всё больше национального эгоизма, а Восточная Европа и вовсе отвергает систему миграционных квот. Бесполезными оказались и другие предложения, такие как ужесточение правил приёма, «временный статус беженца», «потолок для миграционного контингента» и т.д. Жизнь диктует свои законы, вернее, беженцы не признают никаких законов, а переселение народов носит стихийный характер, как в последнее столетие Римской империи.

1.2.1. Предлагавшиеся решения проблемы неконтролируемого потока мигрантов

а) Организация фильтрационных лагерей на греческих островах, граничащих с Турцией, а также на границе Германии с Австрией и в других пограничных зонах. Там беженцы должны будут проходить отбор, граждане «неприемлемых» стран (в которые занесли также Тунис, Алжир и Марокко) отсеиваться и отправляться на родину, а оставшиеся проходить регистрацию в ускоренном порядке. В Германии им будет назначено место пребывания с обязательной пропиской: власти опасаются скопления беженцев в крупных городах.

б) Слабым местом, «дырой» на южном фланге ЕС является Греция, и нужно обеспечить непроницаемость её морских границ. Однако многочисленные греческие острова, находящиеся под боком у Турции, невозможно охранять от сотен надувных лодок, на которых приплывают беженцы. В Европе уже раздаются голоса, что «балканский транзит» должен быть остановлен любой ценой. В случае обострения ситуации придётся исключать Грецию из Шенгенской зоны и устанавливать защищённую границу на Балканах.

в) Один из вариантов, предложенных Австрией, предусматривает создание первого фильтрационного кордона в Словении — второй после Греции страны Шенгенской зоны на пути беженцев. Здесь можно будет сразу отделить беженцев из Пакистана, Афганистана и Северной Африки, которые не имеют права на убежище.

В ожидании принципиальных решений, ряд стран ЕС, в том числе Германия, Австрия, Бельгия, Швеция и Дания намеревались продлить контроль на своих границах до конца 2017 года. Австрия объявила также о введении «верхней границы» для числа беженцев, которые могут рассчитывать на политическое убежище. Планировалось, что в 2017 году беженский статус в альпийской республике получат не более 37,5 тысяч человек, а до 2019 года — 127,5 тысяч. Но это решение, не согласованное с Германией, стало пощёчиной для Ангелы Меркель, которая упорно отказывалась признать необходимость установления Obergrenze — «верхней границы». При этом австрийский канцлер Вернер Файман заявил, что его страна не намерена спрашивать разрешения у Берлина по принципиальным вопросам.

В Германии также прорабатывались планы полного закрытия границ, однако это могло бы вызвать цепочку негативных последствий. Неизбежно сработал бы «эффект домино»: закрыть границы были бы также вынуждены Австрия, Словения, Сербия, Хорватия и Македония. Взрывоопасная ситуация возникла бы в Греции, где скопится основная масса мигрантов; не исключена подлинная гуманитарная катастрофа на Балканах. На международных автомагистралях ввиду проверок возникли бы огромные пробки, что нанесло бы значительный экономический ущерб всем странам Европы. Большие сомнения были также относительно «непроницаемости» границы на юге Германии – готовые на все мигранты будут нарушать её любыми способами.

На фоне неудавшегося сотрудничества с Грецией по защите внешних рубежей ЕС, под сурдинку проталкивался ещё один план по сдерживанию беженцев – строительство заградительной стены в Македонии, т.е. маленькой балканской республике отводилась ключевая роль в качестве буфера на пути беженцев в Центральную Европу.

Технически все планы по сдерживанию нелегальной миграции осуществимы. Главным препятствием на пути их реализации является «правозащитная» позиция западноевропейской политической элиты: либеральная идеология по-прежнему доминирует в Брюсселе и ряде ведущих стран ЕС, прежде всего в Германии. В Берлине любят ссылаться на конституцию ФРГ от 1949 года, где прописано, что право на убежище имеют все, кто подвергается преследованиям по политическим мотивам. Этот пункт был сформулирован в разгар «холодной войны», когда беженцами могли быть только политические диссиденты из стран Восточной Европы. Экономических мигрантов из Африки и Ближнего Востока этот пункт, конечно же, никак не имел в виду.

Климатические катастрофы, перенаселение, племенные и религиозные распри, войны, эпидемии, криминальный беспредел и просто голод будут толкать всё новые людские массы туда, где по их представлению налажена стабильная и сытая жизнь, то есть в Европу. Агентство ООН по делам беженцев прогнозирует, что в Европу будет ежегодно прибывать свыше миллиона мигрантов, при этом выбор маршрута не имеет значения.

Есть только одно эффективное решение миграционного кризиса — установление чётких и непроницаемых для мигрантов границ Шенгенской зоны. В противном случае великий европейский проект попросту развалится. Специалисты уверены, что за развалом Шенгена последует и развал еврозоны, а к власти в Европе придут радикальные правопопулистские партии. Однако западноевропейские лидеры до сих пор не осознают серьёзности ситуации, они находятся в плену неолиберальной и постмодернистской идеологии, которую лучше всего демонстрирует легковесная фраза Ангелы Меркель «мы справимся».

В качестве первого шага европейцы должны превратить агентство ЕС по безопасности внешних границ Frontex в настоящую общеевропейскую пограничную службу, которая будет защищать границы шенгенской зоны всеми имеющимися средствами, а также непосредственно заниматься рассмотрением беженских заявок. Превращение Frontex в общеевропейскую пограничную службу будет означать ущемление суверенитета ряда стран, поскольку станет заменой национальных погранслужб.

Немецкоязычные интернет-издания активно комментировали соглашение ЕС и Турции по беженцам. Читатели подвергали критике практически все аспекты этой сделки — правовой, финансовый, гуманитарный и политический. Отмечалось, что именно канцлер Германии Ангела Меркель «продавила» сомнительное соглашение с Турцией, преподнеся его как важную дипломатическую победу. По условиям этого соглашения, каждый «нелегальный беженец», прибывающий в Европу, будет теперь отсылаться в Турцию, а на его место присылаться один «легальный беженец» из той же Турции. Одним из пагубных следствий этого решения стали квартирные кражи в Германии.

1.2.2. Квартирные кражи в Германии

В Германии за последние годы широкий размах приобрели квартирные кражи со взломом, совершаемые бандами зарубежных «гастролёров». По данным немецкого МВД, в 2015 году в Германии было совершено 167 тысяч квартирных краж и попыток взлома: это на 50% больше, чем в 2008 году. Как заявил тогда министр внутренних дел Томас де Мезьер, именно в этом виде преступности ведущую роль играют организованные мобильные банды «домушников» из Восточной и Юго-Восточной Европы. Доля иностранцев в совершении такого рода преступлений на территории Германии выросла за эти 7 лет с 27,9% до 48,5%. В реальности, она ещё выше.

Откуда они? По данным Федерального ведомства уголовной полиции Германии (ВКА), именно иностранцы преобладают в сфере организованной преступности. Почти две трети членов действующих ОПГ — выходцы из Литвы, Турции, Польши, Румынии, Италии и Грузии. Пятёрку стран, поставляющих «гастролёров», возглавляют Сербия, Румыния, Турция, Албания и Грузия. Особенно примечательна роль маленькой Грузии, число правонарушителей из которой выросло за 5 лет десятикратно.

Одна из главных проблем, по мнению криминалистов, заключается в том, что преступники вместе с добычей могут беспрепятственно передвигаться по всей Шенгенской зоне, в то время как полиция в основном работает на национальном уровне. Сотрудничество правоохранителей между странами ЕС пока что плохо налажено, прежде всего в области обмена информацией.

Также одним из главных упущений, по мнению Руководителя отделения Европола по борьбе с оргпреступностью Михаэля Раушенбаха, является то, что в Европе всё ещё не проведено чёткое разграничение между «бытовой» и «организованной» преступностью. Страны Европы обязаны выработать унифицированное определение оргпреступности, что позволит начать с ней системную борьбу.

В самой Германии успешнее всего с «гастролёрами» борются правоохранители Баварии, где уровень такого рода преступлений намного ниже, чем в более либеральных землях Северо-Запада. Министр внутренних дел Баварии Йоахим Херманн призвал все 16 немецких земель перейти в решительное наступление, чтобы вернуть доверие к правовому государству, защитить честь и имущество граждан. Херманн подверг критике своих коллег из социал-демократической земли Северный Рейн-Вестфалия, где количество квартирных краж со взломом в расчёте на 100 тысяч человек в 6 раз больше, чем в консервативной Баварии. В Баварии эта система была введена в 1995 году и доказала свою эффективность, но в северных землях Германии и Берлине не применяется. Там считают, что контролю так или иначе подвергаются подозрительно выглядящие люди — африканцы, арабы, цыгане и т.д., что является дискриминацией. Однако, по мнению баварцев, такая система проверок стала абсолютно необходимой после включения стран Восточной Европы в Шенгенскую зону и особенно ввиду наплыва мигрантов. Также в Баварии усиленно набирают в полицию лиц с иностранными корнями, поскольку им более знакомы привычки соотечественников.

Раскрываемость квартирных краж — самая низкая в списке совершаемых в Германии преступлений. Всего из 167 тысяч взломов, совершенных в прошлом году в Германии, было раскрыто лишь 15% случаев, и только 3% преступников осуждены. Поскольку немецкая полиция не имеет достаточного опыта борьбы со взломщиками, те считают, что в Германии им ничего не угрожает. Преступники чувствуют свою полную безнаказанность: они официально живут на немецкое социальное пособие, главари банд ведут роскошный образ жизни, водят дорогие спортивные машины и покупают дома.

Одной из причин низкой раскрываемости преступлений является то, что государство не предоставляет полиции достаточных ресурсов. В результате, правоохранители проигрывают войну с преступниками. Недостаточно поставлено в Германии и правовое обеспечение полицейских мер. По действующему законодательству, отдельная квартирная кража ещё не даёт основания для оперативных действий, прослушки телефонов и начала расследования. Необходимы доказательства, что действовала банда, либо указывающие на это свидетельства. Поэтому возбуждение следствия может длиться месяцами.

Помимо этого, сама ультралиберальная законодательная база оказалась не готовой к резкому изменению криминальной ситуации, когда в страну хлынули преступные банды из Восточной Европы, Балкан и Ближнего Востока. Также Германия в силу многовековой традиции порядка и законопослушания просто не имела опыта борьбы с наглыми и изобретательными преступниками, которых не останавливают ни моральные, ни правовые нормы. В целом, немецкая полиция оказалась плохо подготовленной материально, технически и психологически. Кроме того, в Германии вообще не разрабатывалась методика борьбы с организованной этнической преступностью, которая проникла в страну и приобрела повсеместный характер.

Квартирные кражи — не просто бытовая проблема, чувство безопасности всегда было основой «немецкого образа жизни». Речь идёт об утрате доверия к государству и его правоохранительным органам. В последнее время это доверие было сильно подорвано в результате бесконтрольного наплыва мигрантов и роста этнической преступности. Это, в частности, вызвало резкий рост праворадикальных движений и партий, прежде всего в Германии, Австрии и Франции.

Другие преступления, совершённые мигрантами в Германии

Согласно статистике Федерального ведомства уголовной полиции Германии (ВКА), в 2017 году около 40 тысяч немцев стали жертвами преступлений, совершенных мигрантами. Это означает что ежедневно 106 немцев становились объектами того или иного рода преступлений. Особенно шокирующим стал тот факт, что в 2017 году жертвами убийства (или покушения на убийство) от рук мигрантов стали 112 граждан Германии. Таким образом, число убийств, совершаемых мигрантами в Германии, выросло за год на треть. Практически каждую неделю немецкие СМИ сообщают о поножовщине, убийстве или изнасиловании, в том числе групповом. Рост преступности продолжился в 2018 году: в первом квартале мигранты совершили 66200 правонарушений, в том числе тяжёлых преступлений. По данным немецкой полиции, в 2017 году основные потоки нелегальных мигрантов прибыли из следующих 10 стран: Сирии, Афганистана, Ирака, Албании, Марокко, Пакистана, Эритреи, Алжира, Индии и Нигерии. В 2018 году основными поставщиками «нелегалов» стали Сирия, Афганистан, Ирак, Нигерия, Пакистан, Грузия, Албания и Иран.

Столь высокий уровень преступности среди мигрантов вполне объясним. Согласно исследованию, проведённому министерством здравоохранения Нидерландов, 41% беженцев с Ближнего Востока имеет психические проблемы — в результате военных травм, лишений, отрыва от семьи и привычной среды обитания. Очень многие страдают от посттравматического стрессового расстройства. Вместе с тем, речь идёт о большом контингенте молодых мужчин (55% беженцев моложе 25 лет), которые прибыли в Германию без женщин. Подавленные инстинкты уже давно прорываются наружу, и случаев сексуальной агрессии чрезвычайно много.

Именно эти обстоятельства объясняют подлинную эпидемию преступлений — от изнасилований до нападений с ножами, совершенными беженцами в Европе. Если появляется информация о нападении с ножом, то можно не сомневаться, что речь идет о выходце из Северной Африки и Ближнего Востока. Однако несмотря на «упрямые» факты, руководство ЕС и ведущих стран Западной Европы продолжает игнорировать беженскую проблему. Ни участившиеся теракты, ни миграционный кризис, ни поднимающий голову исламский радикализм не могут заставить политические элиты Евросоюза и Западной Европы отказаться от неолиберальных догм «мультикультурализма», политкорректности и толерантности. «Всемирный миграционный пакт», недавно принятый ООН, стал очередной попыткой неолибералов и глобалистов узаконить статус нелегальных беженцев, придать миграции «законный» характер.

1.3. Сепаратистские движения

Чтобы не перегружать статью, сошлюсь здесь на подробное досье от информационного агентства ТАСС. Здесь же только перечислю европейские страны и земли, которые реально хотят от них отделиться:

Испания – Каталония, Страна Басков
Бельгия – Фландрия
Германия – Бавария
Италия – Ломбардия, Венето, Южный Тироль
Франция – Корсика

1.4. Рост влияния правопопулистских движений на волне кризиса неолиберальной демократии

Подъём правопопулистских движений стал важнейшим симптомом кризиса либеральной демократии в странах Запада. Список европейских стран, где поднимают голову правопопулистские и националистические силы, достаточно широк. Это Германия («Альтернатива для Германии»), Италия («Лига Севера»), Франция («Национальный фронт»), Нидерланды и Австрия («Партия свободы»), а также их побратимы в Венгрии и Польше. Граждане выражают таким образом протест против политики неолиберальных элит Европы, которые утратили связь с обществом и проводят политику в интересах всевозможных «меньшинств», вопреки мнению большинства.

Обозреватель немецкого Der Spiegel Якоб Аугштайн пишет в этой связи: «Либеральные элиты сознательно игнорируют реальность, навязывая обществу чуждые для большинства граждан ценности, такие как политкорректность, мультикультурализм, солидарность с ЛГБТ, мигрантами и т.д. Вот почему будущее за такими партиями, как «Альтернатива для Германии», которые выражают интересы «маленького человека». Немецкие правые ориентируются при этом на своих предшественников в Европе, таких как французский «Национальный фронт» или австрийская «Партия свободы». Эти партии выбросили на свалку неолиберальные ценности и создали идеологический противовес: возвращение к патерналистской социальной модели для «своих» граждан при агрессивном отказе от всего «чужого» (мигрантов и гастарбайтеров). По мнению Аугштайна, эту модель можно условно назвать «национальным социализмом», и она уже имела место в истории. В Германии существовала Национал-социалистическая рабочая партия (НСДАП), и возглавлял её Адольф Гитлер. Это позволяет сделать вывод, что нынешние неолибералы с их антинародной политикой практически создают условия для возрождения фашизма в Европе.

Аугштайн отмечает, что в послевоенной демократической Европе существовал неписаный социальный договор: рядовые граждане терпели (не очень ими любимую) либерализацию общества до тех пор, пока либеральные элиты сохраняли основные принципы социальной справедливости, защищали труд, семью и религию. Теперь этот договор нарушен: в Европе резко усилилось социальное неравенство, навязаны чуждые гражданам нормы сексуальной и семейной морали, национальные границы открыты для инородцев. Результат не заставил себя долго ждать — это угроза фашизации Запада. Необходимо отметить, что разгул неолиберальной вседозволенности достиг своего пика после распада СССР, когда правящие элиты Западной Европы и США потеряли страх перед идеологическим противником и начали наступление на позиции среднего класса, который составлял до последнего времени консервативное большинство общества. Обработка общественного сознания в духе неолиберальных ценностей ведётся через электронные и печатные СМИ. Это — главное оружие неолиберальных кадров, которые постепенно внедрились в прессу, ТВ, университеты и политические партии стран Запада после студенческих бунтов конца 60-х годов прошлого века. Их звёздный час пробил после распада СССР в 1991 году: неолибералы получили идеологическую власть в западных обществах и отказываться от своей «авангардной» роли не собираются. Достаточно открыть любую западную газету, чтобы увидеть: только в сочувственном свете освещаются проблемы ЛГБТ, мигрантов, меньшинств всякого рода, и при этом осуждаются как «реакционные» любые попытки защиты традиционных ценностей.

Неолиберализм, утвердившийся на Западе после распада СССР, имеет мало общего с классическим либерализмом, который опирался на традиционные ценности. Как пишет британский политолог Джордж Монбио, современный неолиберализм — больше чем идеология, это господствующая на Западе система, которая включает экономику, политику и культуру. Неолиберальная доктрина продвигает, в частности, следующие принципы:

1. В области экономики — максимальное снижение роли государства, введение рыночных принципов во всех сферах жизни, приватизация, глобализация и создание мирового рынка (а возможно и правительства). Одновременно растёт роль неправительственных организаций (Всемирный банк, МВФ, ВТО) и транснациональных корпораций. Глобализация становится смертным приговором западному среднему классу, который под патронажем государства сформировался после Второй мировой войны, уровень неравенства в странах Запада вернулся к отметке 1913 года.

2. В социокультурном плане — утверждение эгоизма, индивидуализма и гедонизма, расширение личной свободы и «раскрепощение» нравов. Пропаганда мультикультурализма и ЛГБТ вписываются в данную тенденцию. Это стало вызовом традиционной семье и христианским традициям.

3. В социальной сфере — вытеснение понятий «общего дела» и коллективизма в любом виде. Фрагментация общества и перенос производства за рубеж привели к распаду цеховых, профсоюзных и национальных связей. Граждане не могут защищать свои интересы в коллективных акциях протеста. Где теперь некогда могучие профсоюзы и компартии Италии и Франции? Более того, уходят в политическое небытие классические партии правого и левого центра — социалисты и христианские демократы.

Неолиберальные СМИ и правительства с презрением относятся к мнению большинства граждан, продвигают диктатуру меньшинства. Достаточно вспомнить Париж в апреле 2013 года, когда сотни тысяч человек вышли на улицы, протестуя против легализации однополых браков и усыновления детей представителями ЛГБТ. Несмотря на это, соответствующие законы были «продавлены» либеральными элитами Франции. Однако подлинный перелом в настроениях европейцев наступил в 2015 году, когда канцлер Германии Ангела Меркель, не советуясь с гражданами своей страны и соседями по Евросоюзу, открыла границы для полутора миллионов нелегальных мигрантов из Азии и Африки. Это решение вынесло смертный приговор главным политическим партиям страны (как демохристианам, так и социал-демократам) и привело к появлению праворадикальной «Альтернативы для Германии» (АдГ). Якоб Аугштайн пишет в этой связи: «Элиты должны были сказать: сперва — справедливые зарплаты для всех, а уже потом — однополые браки и мультикультурализм. Но они не выступили за социальную справедливость, а вместо этого сделали упор исключительно на либеральных ценностях. Это — историческая ошибка. Ведь когда АдГ придёт к власти, она покажет либералам, где раки зимуют».

Тем временем сопротивление неолиберализму нарастает, особенно после мирового финансового кризиса 2008 года. Набирают силу правопопулистские партии, а также антиглобалистские движения, такие как АТТАК. Антилиберальные инициативы принимаются уже на уровне городов и регионов. Так, немецкая гуманитарная организация Tafel, раздающая бесплатное продовольствие нуждающимся, заявила, что в городе Эссен будет обслуживать только граждан Германии по предъявлению паспорта. Это связано с тем, что ввиду массового наплыва беженцев бедные немцы теряют доступ к «гуманитарке». По данным Tafel, на сегодняшний день в Эссене 75% получателей продовольственной помощи — иностранцы, а бедные немецкие «бабушки» просто не могут пробиться к прилавку из-за скопления мигрантов. Tafel уточняет, что продовольственная помощь (неизрасходованные запасы из магазинов и ресторанов) была изначально предназначена не для мигрантов, а для немцев, стоящих в списке нуждающихся (в том числе получателей социального пособия Hartz IV).

Другой реакцией на неолиберальные ценности и глобализацию становится пещерный национализм, который, как казалось, был отправлен на свалку истории. Поднимают голову националистические движения во всей Европе (Каталония, Корсика, Шотландия, Фландрия, Венгрия и Польша). Брексит и избрание Дональда Трампа под лозунгом «Америка прежде всего» также вписываются в эту тенденцию. В целом речь идет о серьёзнейшем идеологическом кризисе со времени второй мировой войны, в который оказались втянуты все страны Запада и их сателлиты в Восточной Европе.

К вышеописанному также стоит добавить, что в мае 2018 года Совет Европы выразил глубокую тревогу в связи с подъёмом неонацистских движений в Хорватии. В докладе Совета Европы отмечается, что в заявлениях хорватских политиков и СМИ всё чаще прославляются действия и идеология фашистского усташского режима периода Второй мировой войны. Это — первое заявление ЕС, осуждающее неонацизм в Хорватии. До сих пор в Евросоюзе упорно игнорировали проявления воинствующего национализма.

* * * * * *

Резюме: Миграционный кризис в ЕС, начавшийся в 2015 году, обострил раскол между странами Восточной Европы, стремящимися проводить националистическую политику, и лидирующими странами Западной Европы, дотирующими эти страны и стремящимися удерживать их в русле генеральной линии ЕС (а именно ценностей неолиберальной парадигмы).